На крыльях феникса - Дмитрий Каминский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты там идешь? Не останавливайся, а то замерзнешь, – сказал паладин. Джимми в раздумьях даже не заметил, как сам собой остановился и, словно зачарованный ворожеей, смотрел в одну точку.
– Да… да, я иду, – тихо промолвил юноша и поспешил за своим проводником.
Сейчас они вдвоем шли по узким длинным улочкам, мимо ветхих двух- и трехэтажных домов и инсул. Типичный пейзаж городских трущоб.
О Эйджгейт, как ты двуличен!
Дворцы, храмы, роскошные особняки и богатые трактиры города искусно скрывали в своем искрящем величии старые дома без окон и с покосившейся крышей, темные тупики и глубокие отхожие ямы.
Музыка менестрелей, громкий голос герольдов и звонкий смех богатых дам заглушали ночные вопли бедных кварталов, а запах благовоний надежно закрывал обоняние от неприятно запаха сточных канав, перегнивших отбросов и немытых тел бедняков.
Джимми был одним из немногих жителей трущоб, что хотели выбраться из этого вонючего болота… Остальные же жители, эти свиньи, отнюдь не спешили. Им было гораздо комфортнее в зловонной трясине.
В трущобах стояли свои законы, присутствовала некая свобода от городских властей и даже короля с Советом Смертных. Стража появлялась в бедных кварталах крайне редко, поэтому трущобные банды могли наслаждаться жизнью, грабя таких же бедняков, как они, и насилуя немытых женщин.
Пожалуй, самым ужасным было абсолютное бездействие остальных жителей трущоб. Это бездействие было похоже на сегодняшнюю реакцию посетителей «Дубового трактира». От этого Джимми было еще тяжелее идти и вдыхать морозный воздух. Юноша сам лично видел, как в одной из темных подворотен насиловали дочь одного старого нищего, а потом еще кинули пару медяков к его босым ногам и произнесли: «Держи, старик! Купи дочке хлеба, а то она так старалась, так старалась!»
Но чего хотел Джимми от других, если сам ничего не делал? Он только мечтал выбраться из ненавистной комнатки, что пугала его, и работал за гроши в «Дубовом трактире»!
Нет, юноша недостоин, жить лучше и быть сильнее, как недостоин старик, отдающий свою дочь на растерзание двуногим выродкам, как недостойны соседи за стеной – супруги средних лет, что весь день друг друга избивают и поносят, а ночью устраивают настоящий концерт животной страсти и похоти. Единственным достойным человеком, и не только человеком, для Джимми был этот божественный поборник, этот паладин.
– Сэр паладин! – обратился юноша к паладину, когда они проходили очередной темный перекресток.
Человек остановился и обернулся. Его лицо закрывал капюшон мехового плаща, только каштановые волосы ниспадали на плечи.
– Что случилось? – спросил паладин.
Юноша только что заметил, что его голос был воинственный и одновременно мягкий, добродушный.
– Вас же… Себастьяном зовут?
– Да. Откуда ты знаешь? – удивился паладин.
– Ваш друг, тот, что зверолюд, он так к вам обратился… – объяснил юноша.
– Вот оно что… – протянул Себастьян. – К сожалению, твое имя мне пока неизвестно.
– Я Джеймс, но меня называют просто Джимми. – смущенно произнес юноша и посмотрел на снег.
Поборник отпрянул и пробормотал себе под нос что-то, что юноша не разобрал.
– Что с вами? – испуганно вопросил Джимми.
– Как же ты, Джимми, оказался в таком жутком месте, как «Дубовый трактир»? – спросил паладин, подойдя чуть ближе.
– А что не так?
– Нет, это обычное дело… – заметил паладин. – Но, мне показалось, что ты…. не слишком подходишь для этого места.
– Так получилось…. – пробормотал Джимми, надвигая шапку сильнее на лоб.
– Прискорбно, – вынес вердикт Себастьян.
– Сэр Себастьян… – начал юноша.
– Не называй меня сэром, хорошо? Я еще не привык к этому титулу, – попросил паладин.
– А вам…
– Двадцать.
– Мне шестнадцать… А как вас тогда называть?
– Некоторые зовут меня по фамилии, Ардентэлом, другие Себом, – ответил паладин и уставился на крышу одного из старых домов, с которой только что свалился снег.
– Моя фамилия Мерчент, но никто не зовет меня Джеймсом Мерчентом, – стыдливо признался мальчик. – Если бы у меня были друзья, они называли бы меня просто Джимми. Себастьян добродушно усмехнулся и жестом позвал:
– Пойдем, Джимми, а то замерзнем здесь.
– Конечно, – согласился Джимми и даже улыбнулся.
– Долго нам еще?
– Один или два квартала…
Они продолжили свой путь через холодные и темные силуэты трущобных домов.
– Ты так и не ответил, как оказался в работниках трактира, – напомнил через какое-то время Себастьян.
– Я приехал сюда, чтобы учиться, – нахмурился Джимми, словно не хотел отвечать на данный вопрос.
– В Университете или подмастерьем? – уточнил паладин.
– В Университете, – кивнул юноша и тяжело вздохнул, вбирая легкими как можно больше свежего воздуха. – Мой отец купец, как и его отец, и отец его отца… Отец хотел, чтобы я стал каким-нибудь клерком или архивариусом.
– Не припомню, чтобы видел ученика Университета среди работников трактиров, тем более купеческих детей, – заметил Себастьян, когда они повернули на другую узкую улочку.
– Потому что их там нет, – ответил Джимми и понуро продолжил. – Я больше не студент. Учеба меня не слишком привлекала, я хотел другого, иной судьбы… Будь я посильнее, я бы обязательно пошел в паладины…
Себастьян Ардентэл остановился на миг, обернулся, после чего пошел дальше и лишь через минуту спросил:
– И зачем тебе идти в паладины?
Юноша удивился этому вопросу, он считал, что каждый из паладинов более чем доволен своей работой, точнее сказать, судьбой и долгом. И, соответственно, каждый паладин понимает, ради чего многие хотят служить Ординуму и сражаться с Абсолютным злом. Однако вслух Джимми ответил:
– В твоем ордене я бы мог стать героем, заслужить признание среди смертных… Мне бы не пришлось сидеть перед бумагами или носить подносы с алкоголем.
– Только поэтому? – спросил Себастьян недоверчиво.
– Ну, я думаю, что паладины не сталкиваются с такими, как этот пьяница.
– Зато сталкиваются с кое-чем пострашнее и намного опаснее, – заверил юношу поборник Ординума.
– Я думаю, все эти порождения зла более уязвимы и, наверное, помнят о чести, – предположил Джимми и пожал плечами.
Себастьян Ардентэл резко развернулся на месте, проторив сапогами снег, и уставился на юношу. Тот хоть и не видел глаза паладина, чувствовал, что они смотрят на него прямым, серьезным и немигающим взглядом. Юноше вдруг захотелось исчезнуть, испариться, только бы не ощущать такой взгляд на себе. Более того, Джимми не понимал, чем вызвал подобную реакцию.
Что я сказал?
– Ты в этом уверен? – резко выпалил паладин, его голос пронесся по пустынной улице и утонул в одном из переулков, – Ты точно в этом уверен?
Себастьян положил руку Джимми на плечо и стал ждать ответа, немедленного ответа. Джимми вздрогнул и неуверенно промямлил:
– Я не знаю… Я думал, что так.
– А раз не знаешь, то не делай никогда таких выводов! – крикнул Себастьян, – И не смей говорить, что Абсолютное Зло помнит о чести!
– П-простите… Прости, я не хотел, я не понимал…
Паладин тяжело задышал и закрыл лицо рукой.
– Я честно не хотел вас… обидеть, – виновато и тихо произнес юноша.
– Нет, все в порядке, – спокойно, но устало ответил паладин, – Просто… неважно.
Он замолчал и развернулся, чтобы идти дальше.
– Мы скоро придем? – спросил Себастьян.
– Да, – ответил Джимми, внимательно вглядываясь в ночную тьму, ища в ней знакомые места. – Мой дом в конце, близко к стене.
Он указал рукой на дальний конец улицы, где дома прилегали к массивной, каменной стене, что сейчас стояла обледеневшей и от этого казалась еще более внушительной. Двадцатифутовая громадина отделяла Район Торговцев от Рабочего района.
– Ясно, сейчас уже придем – отметил для себя поборник, – Ты все никак не можешь до рассказать. Я понимаю, тебя выгнали из Университета?
– Да… – с сожалением согласился юноша, – Я стал много лениться, но все из-за того, что хотел другой судьбы.
– Людским богам виднее, какая у тебя судьба.
– Я думал, – признался Джимми, – каждый смертный, а особенно человек, может сам творить свою жизнь.
– Лишь отчасти… Я тоже считал иначе, когда был мальчишкой. Но сейчас я знаю, что Людские боги, а особенно Ординум, дают каждому свое предназначение. Кто-то должен быть стражником, кто-то торговцем, кто-то шутом. Кто бежит от своей судьбы, но она настигает теневым демоном, – объяснил паладин Себастьян.
– В чем же волен человек?
– Наверное, он сам выбирает путь, который его приведет куда нужно. Вот ты, если бы сразу отнесся к наставлениям своего отца с уважением, может и не оказался бы в этом бес-трактире, – предположил паладин.